Глава 7. Тело питает сильный дух, а дух питает здоровое тело

Глава 7. Тело питает сильный дух, а дух питает здоровое тело

Только наше дыхание и биение моего сердца. Только шёпот песчинок. Только удары по воздуху, кулаков о раскрытые мощные, очень красивые ладони, которым не страшны ни мечи, ни молнии, ни огненные дожди. Боевой ангел обучал меня борьбе. Удивительно? Мне тоже кажется это чем-то нереальным.

Посреди пустынь творилось нечто безумно-красивое. Существо, которому предрекали сломаться из-за не совершенства и совершённых ошибок, тренировал человека, потому что так ему захотелось. Он подошёл, поставил меня в стойку. Схватил с сзади и продолжил моё тело своим, будто бы обклеил как обучающий скафандр.

Сначала он показывал приём сам, затем приобнимал, ставил и приказывал кивком повторять, когда путалась, повторял или как машина до автоматизма повторял движения. Невероятные ощущения! Я становилась сильнее и опасней!

Сначала это казалось забавой, способом, чтобы вытащить из апатии, но потом поняла, что он делал это для того, чтобы после нашей встречи, в случаи непредвиденных обстоятельств слабый человек смог защитить себя. Он видел гораздо больше и понимал всё гораздо быстрее, чем я.

Под палящим солнцем, на почти чёрных песках бесконечности, в танце борьбы кружились два существа. Одного можно было отличить по развевающимся одеждам, высокому росту, другого – по бардовому халату, порезанному в нескольких местах от ветра. Эти два существа спросонья человека делали разминку, тянулись, выгибались, тренировали выносливость и силу воли, затем начинали путь и шли по дорогам, видя в однотипных равнинах что-то исключительное, ведь каждый сон был не похож на предыдущий. Казалось бы, можно ли изменить в этом вакууме хоть что-то? Изменить его естество? Поменять правила по своему усмотрению: не страдать – смеяться, улыбаться; не плакать – гордо смотреть вперёд; не скучать – делать то, что нравится и создавать мир под себя? Да легко. Поломанные существа поражали воображение.

Мы оказались слишком сильны, чтобы унывать без конца и чувствовать скуку.

Мы учились друг у друга понимаю, смирению, владению собой. Взаимовыгодное сотрудничество, обогатившее и восстановившее внутреннюю систему каждого.

Сколько бы ни прошли, мы всегда, каждый раз перед сном, тренировались борьбе. Это оказалось увлекательным занятием. Ангел знал сотни техник в совершенстве. К сожалению, я была так мала по сравнению с ним, что не могла его ни повалить, ни перевернуть или дотянуться до макушки без усилий. Тот раз был исключением, подлетела с холма, да и ненависть помогала, а тут… никаких эмоций в драке, только расчёт, внимание и реакция – этому обучало бессмертное существо. Лишь во сне жалел меня, ведь усталой почти не могла выдержать сопротивление, тут же падала под его напором.

Да, я была слаба, признавала это, но перешагнуть человеческий предел для меня было слишком сложным. Во-первых, я итак была измучена. Во-вторых, не имела особой мотивации идти вперёд, потому что не знала, что ожидает в будущем. Неизвестность больше пугала. В-третьих, не имело смысла расходовать запас экстренных сил, он мог понадобится при выживании. В-четвёртых, для человека, выдерживающего, выдерживающего, прошу заметить, тренировки бессмертного, была достаточно сносной, считая при этом, что на Земле не занималась никогда борьбой, спорт был изредка, да и в начальной школе, пока за мной следили.

Главное, делала успехи, чем повышала самолюбие ангела. Мне было не жалко, пока давал спать в безопасности и не отходил больше чем на сорок шагов, ведь одиночества боялась больше всего. Пару раз он меня так проверил, проявил свою злодейскую сущность, за что и поплатился – истериками, чисто женскими, очень неприятными, но выражающими самую суть. Одиночество, это то, что перенести уже с раненым сердцем было бесполезно, выдержать не получится, как бы не старайся. После таких проверок на несколько снов меня подкашивало и уносило в небытие. Врачи бы сказали, что это депрессия с очень мощными нервными срывами. Привычка быть с ним, привычка полагаться в моменты моей беспомощности – я сделала себя такой, зависимой донельзя от этого существа, от этого зависело моё существование, поэтому обещала себя цепляться за него до конца. И так бороться за возвращение домой.

Мне нужно было видеть его в поле зрения, иначе бы ментальные связи тут же накалились до предела. Эту панику, вложившую в мою душу, ангел не мог излечить. За эту ошибку, непонятно по какой причине совершившую, существо корило себя, ведь это приклеило нас друг другу. Он расплачивался за неё тренировками и сороками шагами. Мне было жаль ангела. Мы действительно было жаль, но что делать с моим сердцем? Ему так больно! Ему слишком больно!

Или мне спокойно, немного весело, или мне плохо – другого не дано. Настроение менялось после каждого сна. Становилось только хуже. Сон, что снился на протяжении множества сновидений, высасывал из меня энергию. Потяжелевший воздух, ещё более крупные камни, похолодание и этот сон – всё превращалось дикую карусель, сводящую с ума. Приплести к этому редкие истерики и срывы….

Возможно, предчувствовала скорый конец.

Мы сидели на холмике, смотрели вниз и думали о своём, лишь осколки мыслей крутились вокруг нас.

Порывалась долгое время рассказать глухому о сне, но всё боялась вымолвить, поэтому в момент грусти, после тренировки и до сна, затянула редкую, протяжную песню, слова которой пришли в голову во время хождений по пустыни. Мой внутренний поэт рыдал в петле, а лирик восхищался состояние души. И хорошо, что ангел не слышал голоса, только вибрации, иначе бы из ушей кровь потекла. И хорошо, что не понимал текста, вряд ли бы ему захотелось слышать что-то по мотивам одной из религий.

«Славься, Мария, ты бога зачала», – именно так начиналась злая песня, не претендующая на внимания создателя. Со злой усмешкой писала её, принимая на себя кару за богохульство, но как иначе ещё выразить моё состояние, если молиться ещё бесполезно, выглядит лицемерно, а преклоняться перед тем, кто отправил сюда, пускай и с великим, даже если так, предназначением, не хотелось? Пусть увидят высшие настоящую искренностью чувств человека, что сидел рядом с низвергнутым ангелом, верил больше в Ад, чем в прощение и освобождение от мучений.

- Славься, Мария, ты бога зачала!

Славься, Мария, ты бога родила,

краса ненаглядная, светла и чиста.

Славься, Мария, ты пример для нас,

не для всех твоя покорность цвела.

Моё отчаяние – не в грации твоей пример.

Мой зов – попытка не спастись.

До сих пор не верю я тебе,

не подгибаю белых истерзанных колен.

Славься, Мария, ты бога родила,

Что запер нас на этом свете.

Я, блуждая бедуином, смотрю вперёд,

Как Моисей в пустыне, но абсолютно одинок.

И даже маны с неба не прибудет.

Ни сорок лет, ни сорок дней –

и времени отсчёта в этом месте нет.

Славься, Мария, ты бога зачать смогла, но

слёзы девичьи не в силах утереть.

Славься, Мария, пусть любят дальше и тебя,

но надо мной уже давно коршуны летают

и выстлана дорога в Ад.

Если бы ангел смог расшифровать этот текст, получилось бы понять секрет, вложенный в стихи? Смешно, глухой ангел лишь с интересом смотрел на меня поющую, проклинал уши и корил за неспособность читать мысли, ведь по ментальным связям было ясно, что со мной что-то происходило, весьма нерадостное. Взволнованный. Задышал. Напрягся.

Губы растянулись в странную ухмылку. Интуиция говорила, что мне не поздоровится на такое заявление. От надвигающегося ужаса не скрыться, извергающее страх сердце не унять – моя голова лежала на руке ангела, так как не могла дотянуться до его плеч. Хотел дёрнуться. Отшатнуться. Ошпаренным застыл, ощутив капание слёз на камни. Даже не лежала, слегка прикасалась макушкой к плечу, вжималась, чтобы смешать ауры и не даться в обиду страшным снам. Мужчина, как все мужчины ненавидящий без причины женские слёзы, не признающий, что женщины более чувствительны и ранимы, состроил неприятную гримасу. Ему, не смотря на связь, было в невдомёк моё состояние, считал лукавством. Откинул бы, бросил, если бы имел зрение или слух, а так проверить не мог! И был сокрушён этим. Даже бы если сказала, если бы слышал, о своём сне, рассказала – мог бы с лёгкостью рассмеяться в лицо и не придать этому значение. Глупый мужчина, неужели так всегда? Неужели нужно себя избить или вонзить нож в тело, чтобы вы увидели, что нам тоже может быть больно? Или нужно вас бросить, чтобы вы тоже страдали от боли в сердце? Прикинулись слабым, беспомощным, немогущем сдержать слёзы или сделать бутерброды, таким, от которого противно и неприятно, чтобы весь героический образ потрескался? А надо ли?

Почему я должна доказывать кому-то, что мне больно и ко мне нужно немножко терпения и сочувствия, хотя бы номинальное присутствие неравнодушного ко мне человека? Человека такого нет. Пусть даже лицемерного! Пусть. Просто побыть рядом, упасть в бездну с чужим ароматом, чтобы спутать свой запах, чтобы не умереть от страха.

Ветер поднимался. Буря нагрянула также внезапно, как и сон, насильно погрузивший во тьму. Последнее, что слышала, громкий стук родного сердца, остановка которого означала бесповоротную смерть.

Сегодня я пережила клиническую смерть. Причины неизвестны.

Осознание перехода из состояния жизнь в стояние смерти было воспринято со злобой. Это была месть Высших, но она могла быть и неудачным концом.

Когда очнулась, надо мной возился ангел. На краткий миг показалось, что видела его пустую глазницу. Всё произошло так быстро, что и разглядеть не успела.

Когда очнулась, ощутила непривычную слабость, словно к телу были привязаны гири и те не позволяли встать. Было так тяжело… Но после того, как ладони ангела прошлись по моему лбу, коснулись щёк и дошли до ключиц, затем прильнули к сердцу, мне полегчало. Прохлада успокоила. Усмешка вместе с гулким кашлем вырвались из рта.

Прикосновения существа выпрашивали бессмысленные извинения. Ему было всё равно на меня, он не верил мне, а теперь просил прощения, спрашивал: «Как ты?», но что могла ответить? «Спасибо, что посчитал меня сильнее, чем я есть» или «Именно твоя искренняя, даже лживая поддержка вернули в этот мир, спасибо»?